Как часто в России и Украине ученые получают свое признание после смерти. Вот и сейчас, читая послание Президента России к Федеральному собранию (декабрь 2012 года) понимаешь, что по большому счету, в основе данного документа лежат тексты Александра Сергеевича Панарина, которого российское государство просто не принимало при жизни. А он писал, писал о том, о чем  другие умалчивали, обходили стороной, так как после изложения подобных тезисов жизнь начиналась некомфортной – появлялись проблемы с работой, изданием книг и статей, обострялись материальные проблемы. Но проходит совсем немного времени и государственная элита вынуждена обращаться к теоретическим разработкам патриотических философов. Этот процесс происходит по двум общим причинам – во-первых, любая система, ориентированная на разрушения труда прежних поколений сравнительно быстро сталкивается с проблемой поддержания и воспроизводства практически всех видов ресурсов, а во-вторых, в таких системах элита начинает испытывать угрозу своему положению, причем, как от своего «туземного» населения, так и от глобальной олигархии. Последняя пытается ассимилировать остатки местной компрадорской элиты, услуги которой необходимо оплачивать. Со временем это «бремя» ставится под сомнение. 

Формирование новой системы международных отношений проходит в условиях, когда четыре фундаментальных переменных: глобальный экономический кризис, рост новых центров силы, убывающая мощь США и усиление роли транснациональных компаний, взаимно влияют друг на друга, определяя модель будущего мирового порядка. 

 Несмотря на технологические достижения в области НТР и перенесения акцента в процессе конкуренции государств в сферу «мягкой силы», борьба за геополитическое пространство остается основной плоскостью соперничества  великих держав.

Традиционно исследователями выделяются четыре фактора государственной силы: экономический, военно-политический, культурный, технологический, которые, как правило, используются в качестве инструментов для расширения имперского пространства. 

При этом необходимо учитывать, что за последние 30 лет культурный элемент влияния претерпел наибольшую  трансформацию. Этому процессу способствовала действительная революция в информационной сфере, которая позволила увеличить эффективность влияния посредством факторов «мягкой силы». Развитие телекоммуникаций и сети «Интернет» позволяют осуществлять трансграничное влияние на государства и тем самым снижать степень  их субъектности в процессе конкуренции за геополитическое пространство.

Постсоветское пространство занимает центральное место на Евразийском континенте и является зоной соперничества между Россией, США, ЕС и Китаем. 

Проблемам развития факторов, оказывающих влияние на формирование  новой системы международных отношений, посвящены научные труды следующих украинских исследователей: Б. Гуменюка, Е. Каминского, Ю. Пахомова, Ю. Павленко  С. Юрченко [1],  и их российских коллег: Т. Бордачёва, Б. Кагарлицкого, С. Караганова, В. Кувалдина, Ф.Лукьянова, В. Никонова, А.Панарина, А. Уткина, В. Цымбурского  [2] и других.

В западном экспертном и научном сообществе данную сферу политической и исторической науки исследуют: З. Бжезинский, Б. Бюзан, Т.Грэм, М.Дойл, Д. Дрезнер, К.Кайзер, Р.Каплан, Ч. Капхен, П. Кеннеди, Р.Кеохейн, Г. Киссинджер, М. Коннелли, А. Коэн, Г. Люндстад, Дж. Най, Ч.Мейер, А. Рар, Э.Тоффлер, Дж. Фридман, С. Хантингтон, [3] и другие.

Целью данного исследования является изучение и моделирование развития интеграционной Большой идеи, способной аргументировать в области смыслов постсоветскую (евразийскую) интеграцию.  Автор не отрицает, при прочих равных, возможности интеграции данного пространства по сценарию альтернативных Москве геополитических центров, однако в данной публикации будет проанализированы условия и модели интеграции постсоветского пространства, где основным субъектом интеграционных процессов является Россия.     

Задача статьи заключается в выявлении внешних и внутренних условий  реинтеграции постсоветского пространства.

Под интеграционным проектом понимается концептуальная разработка и реализация экономической, военно-политической, культурной и гуманитарной программы по интеграции государств в систему взаимодействия, включающую в себя эффективную структуру вертикального и горизонтального управления и координацию субъектов и объектов интеграции (от латинского integrare — превращать в целое, integer — целое, integratio — восстановление, восполнение целого). Американский экономист Ф. Махлуп проследил ретроспективу данного термина и выяснил, что он возник не ранее 1942 г., но довольно быстро стал использоваться в международных экономических отношениях: международной торговле, движении капиталов, финансовой сфере и т.д. [4].

 Интеграционный проект предполагает наличие, как субъекта, так и объекта процессов объединения.

Субъект интеграции – это центр геополитической силы, способный навязывать другим государствам свою волю и одновременно предоставить гарантии защиты и другие выгоды объектам интеграции. Он обладает рядом геополитических преимуществ, которые тождественны критериям великой державы. За основу таковых могут быть приняты: конфигурация поверхности территории, особенности государственных границ, численность населения, наличие или отсутствие полезных ископаемых, экономическое и технологическое развитие, финансовая мощь, этническая однородность, уровень социальной интеграции, политическая стабильность, национальный дух  [5].

При этом, как правило, пределы интеграционных объединений в пространственном контексте, определяются присутствием на данных территориях вооруженных сил конкурирующих сторон. Исследование традиций экспансии позволяет выделить особенности реализации интеграционных проектов. Так, в российской интеграционной традиции доминирует военно-политическая составляющая, подкрепленная выдвижением цивилизационной вселенской идеи интеграции (Москва — Третий Рим, советская интеграция под лозунгом всемирного объединения пролетариата и идеи социальной справедливости) и только потом экономической составляющей. В то же время, современная европейская интеграция с центром в Германии (ЕС) реализуется, главным образом, на экономической доминанте при военно-политических гарантиях Североатлантического альянса. США имеют возможность совмещать экономическую и военно-политическую составляющие.

Вплоть до конца 2008 года, на региональном уровне продолжался процесс распада СССР, который сопровождался усилением центробежных тенденций в уже существующих независимых государствах. При таких условиях на первый план выходят те обстоятельства и факторы, которые разделяют отдельные части бывшего Союза, а не объединяющие и центростремительные тенденции.

Однако, все это не означает, что в новых независимых государствах на элитном и общественном уровнях исчезли объективные интересы,  подталкивающие к взаимодействию и взаимовыгодному компромиссу в рамках наднационального взаимодействия. Элиты постсоветских республик ищут новой формы воплощения своих интересов в новых региональных объединениях.

На постсоветском пространстве параллельно реализуются и поддерживаются центрами силы, как центробежные, так и центростремительные тенденции (ОДЕР ГУАМ, СНГ, ЕЭП, ЕврАзЭс, ШОС, ТС и Евразийский союз). При этом для каждого из выдвигаемых проектов по региональному объединению такие тенденции объективны. Ни один из предложенных за время существования постсоветского пространства интеграционных  проектов не имеет абсолютных плюсов и минусов.

  Почему же постсоветская интеграция не развивается, ведь пионером по количеству выдвигаемых проектов является традиционный для региона геополитический центр – Россия?

Системный ответ на данную проблему дает тезис российского исследователя А. Панарина, который отмечает, что интеграционный процесс имеет два взаимосвязанных аспекта: инструментально-прагматический, инфраструктурный, призванный обеспечить единое экономическое, информационное, правовое пространство и – духовно-ценностный, предназначенный для сообщения этому пространству высший сакральный (ценностный) смысл» [6, c. 267].