В условиях активной конкуренции интеграционных проектов на евразийском пространстве (Россия, США, страны ЕС, Турция), украинская элита оказалась перед лицом интеграционного выбора. Основной дилеммой этого выбора является сохранение политической власти и экономических ресурсов с минимальной потерей возможностей политического маневра. 

С высокой степенью обобщения  можно утверждать, что ни одна из региональных украинских элит, включая донецкую ФПГ, не стремилась к полной интеграции в российские интеграционные проекты. Если, классифицировать  украинскую элиту по нерегиональному принципу, то можно, сославшись на украинского политолога Дмитрия Выдрина, разделить ее на «легкую» и «тяжелую» фракции.  «Легкая фракция» — это полностью прозападная украинская элита, которая ориентируется на исключительно западные финансовые потоки, культурные и политические предпочтения. «Тяжелая фракция» — эта та часть украинской элиты, которая владеет и руководит крупным производственным бизнесом и имеет «откаты» со строительства дорог и мостов, другой социальной инфраструктуры. Она более разнообразна в своих политических и экономических предпочтениях, однако максимальный уровень её лояльности к российским интеграционным проектам — это политика многовекторности.

 Современный исторический период является переходным, когда создаются предпосылки для создания новой системы международных отношений. За последние несколько столетий проявились устойчивые закономерности формирования таких систем: Большая война между ведущими мировыми силами, которая чаще начиналась со столкновений на их периферии и экономический кризис, который предшествовал этой войне. Данные конфликты носили и экономический характер – в условиях капиталистической системы войны идут за рынки, ресурсы и с целью разрушения главных конкурирующих экономических центров. Показательными примерами являлись Первая и Вторая мировые войны. В этот исторический период проявился главный экономический и геополитический гигант – США, которые, находясь на рельсах изоляционизма (за исключением попыток американского президента  В. Вильсона в конце ПМВ) до 1941 года опосредованно уничтожали своих главных экономических конкурентов, стараясь вступить в войну на заключительной фазе и не потерпев военного ущерба на своей территории. Война позволяла решить целый ряд проблем политической элите великих держав: перезагрузить экономику, ускоренно запустить новый технологический уклад и внедрить достижения научно-технической революции, как бы жестоко это не звучало – сократить население, аннулировать долги, запустить инвестиционный бум. После появлялся новый мировой порядок, основанный на жестком законе политического реализма – мир строился за счет сторон, которые потерпели поражение в этом конфликте.   

Соединенные Штаты пытаются создать эффективные механизмы по влиянию на российскую внешнюю политику и процессы возрождения России, как региональной и мировой державы. Однако, при анализе данных механизмов остается двоякое впечатление в отношении завершенности сформированных и сформулированных американских целей. По крайней мере, речь может идти о сомнительности последней задачи. Ведь реализуемый механизм санкций направлен, кроме того, что создает некомфортную среду для современной российской экономической модели, на создание в России «длинных» производственных цепочек и более самостоятельной финансовой модели развития. То есть, американские санкции бьют в первую очередь по американским же механизмам «сдерживания» развития России, которые были заложены после распада Советского Союза.

29 июля 2014 года Верхняя палата конгресса США принимает законопроект, предоставляющий статус стран союзников США вне  Североатлантического альянса трем постсоветским республикам: Украине, Грузии и Молдове.

Данный статус был введен в технологическую составляющую американской внешнеполитической стратегии в 1989 году. С одной стороны он позволял воздействовать на СССР и его союзников путем втягивания в союзнические обязательства другие государства, с другой не имел таких четких ограничений в свободе геополитического маневра для американской политики, оставляя широкий спектр средств  воздействия. Статус «основного союзника США» имеют 15 государств: Австралия, Аргентина, Афганистан, Израиль, Новая Зеландия, Япония, Южная Корея, Таиланд, Филиппины, Марокко, Египет, Иордания, Кувейт, Бахрейн, Пакистан.

 Эти государства являются опорными пунктами американской военно-политической стратегии. География американских союзников в этом статусе выходит за рамки Североатлантического альянса, однако подчеркивает «особые отношения Вашингтона» с этими государствами. Данный статус позволяет США ввести свои воинские контингенты на территорию своих союзников для защиты их территории от внешней агрессии. Однако, при этом данное условие остается необязательным и принимается по усмотрению президента Соединенных Штатов Америки, что и отличает «основного союзника» от полноправного члена НАТО. Таким образом, США, включая данные механизмы, обладают возможностью неоднозначной интерпретации политических событий, сохраняя возможности внешнеполитического маневра. При этом США получают возможность влиять на внешнюю и внутреннюю политику, оборонную стратегию Киева, Кишинева и Тбилиси, поставлять современное вооружение, витальные технологии, влиять через институт военных советников на формирование вооруженных сил и других структур силового корпуса и т.д.

   В условиях активизирующегося транзита системы международных отношений от постбиполярности к выработке новых систем управления и взаимодействия тесное сотрудничество отдельных региональных лидеров становится серьезным вызовом глобальному доминированию США. Сегодня таким вызовом можно считать перерастание БРИКС из определяемой экспертами группы «претендентов на право голоса» в принятии глобальных решений в клуб держав, которые объединением своих усилий могут создать серьезный противовес центру мировой капиталистической системы.

 С 14 по 16 июля 2014 г. в бразильском городе Форталеза и столице южноамериканского гиганта прошел шестой ежегодный саммит БРИКС, знаменовавший собой яркое открытие второго цикла саммитов этой организации. Решения, принятые главами стран БРИКС во время встречи демонстрируют общность их позиций по многим важным вопросам будущего мироустройства и имеют существенный потенциал на пути утверждения концепции его «многосторонности».

Как представляется, украинский кризис должен быть рассмотрен, как фрагмент общей картины в борьбе за ресурсы, в самом широком понимании этого термина (от углеводородов до человеческого потенциала), между разобщенным Западом (ЕС и США) и разделенным Востоком (Россией и Китаем). Он имеет четкую геополитическую и экономическую  составляющие.  Последняя – это борьба за европейский рынок между  США и Китаем в условиях глобального экономического кризиса. Украинская территория должна была стать частью нового Шелкового пути, соединяющего Китай и рынки Европейского союза. При этом подписанные меморандумы В. Януковичем в Китае в начале декабря 2013 года, стали катализатором силовых действий со стороны Майдана. 

Первая, это борьба за геополитическое пространство в рамках Балто-Черноморской дуги, которая в течение исторического периода сдвигается то в строну Европы на Запад, то в сторону Евразии на Восток. Но эти войны последние 500 лет проходят между Россией и Западом. Меняются субъекты со стороны западной цивилизации, а Россия остается прежним соперником, сосредоточившим в себе ресурсы Евразии и страх Европы перед ней.  

Украинский политический кризис вошел в стадию, обозначаемую у физиков, как  точка бифуркации. Взгляд на Украину глазами лидеров России, США, Германии, Китая и более дробных геополитических субъектов дает следующую историческую панораму — территориально современное украинское пространство сформировалось де-факто в 1939 году, а де-юре  в 1945 году, когда западные державы антигитлеровской коалиции были вынуждены признать новые советские границы после подписания  «пакта Молотова-Риббентропа». В тот период СССР был на пике своего военно-политического развития, а Украина как часть этой системы смогла решить для себя задачу многосотлетней давности – возвращение западноукраинских земель.

При каких условиях было сформировано украинское пространство:

1.       СССР предлагал альтернативный Западу  путь развития;

2.       СССР имел самодостаточную экономическую, технологическую, социальную и финансовую системы, которые были способны обеспечить высокие темпы развития и составить конкуренцию капиталистическому высокоразвитому миру;

3.       Эти условия понимали и принимали как объективную данность на Западе.  

После 1991 года данные условия исчезли с повестки дня, а Россия, как центр бывшего СССР оказалась зависимой по всем вышеперечисленным условиям, которыми она располагала в прошлом. Украина, как бывшая часть общей союзной системы мало того, что оказалась слишком проблемным объектом международных отношений, в конце концов, начала вызывать массу вопросов у ее западных соседей в отношении справедливости «исконно польских, венгерских и румынских» территорий и в целом границы Европы. Ведь последние территории отошли Украине в результате сговора двух «тиранов» в 1939 году (в западной интерпретации). Интеграция в западные интеграционные проекты являются слишком дорогостоящей для Европейского Союза или для украинской социально-экономической системы. Ни Запад, ни Украина не готовы, да и не в состоянии платить такую цену. Современного же российского потенциала недостаточно, чтобы интегрировать украинское государство в существующем географическом формате в свои интеграционные проекты. У лидеров великих держав Запада и набирающей вес России  возникает резонный вопрос о компромиссе между собой за счет географических ресурсов Украины, для чего существуют исторические и цивилизационные причины и предпосылки.

После потери двух опорных пунктов в Новороссии,  даже консервативные аналитические ресурсы Москвы начали оправдывать данные действия, а точнее бездействия, аргументируя этот шаг последующими затруднениями Киева на Юго-востоке Украины. Набор оправданий был традиционен:  внутренние экономические трудности Украины, военная слабость, растянутость коммуникаций, низкий моральный дух и так далее. Однако, налицо очередной проигрыш российского руководства на постсоветском пространстве. Даже появились такие сентенции, что Новороссия может стать гамбитом Путина, который переломит ситуацию в пользу Москвы, то есть, отдав Новороссию, у российского лидера появится стратегическое преимущество в конкуренции с Западом. Иными словами, российский лидер решил задушить Запад в любовных объятиях, переиграв его непрямым военным путем.  За последние 500 лет конкуренции между различными империями Запада и Россией не было ни одного успешного примера победы России таким способом. Почему? Во-первых, потому что Запад (морские державы) имеют преимущества почти в 2,5 раза в выборе решений из за географических особенностей данного противостояния – мирового океана больше мировой суши в 2,4 раза. А это значит, что российские действия, качество элиты и подготовка специалистов, должны превосходить западные в 2,4 раза, только чтобы выйти на ноль в данном противостоянии. И этот фактор является объективной данностью.  Во-вторых, Россия, за исключением короткого периода сталинской модели экономики, всегда сохраняла зависимое финансовое и экономическое положение от главного соперника – Запада. Это сознательный выбор российской имперской элиты – это комфорт ее существования, гарантия ее собственности, привилегированного положения и т.д. Последний субъективный выбор еще больше снижает шансы России на победу в любой из форм войны со своим главным соперником.

   Современный Запад не является единым. Его деление как минимум на два геополитических ядра – ЕС и США – проявляется, в том числе, и в отношении политики на постсоветском пространстве и, в частности, в Украине.   

Однако в свете раздельности западной цивилизации возникает справедливый вопрос: как рассматривать современный ЕС? Как самостоятельного игрока или как элемент геополитических технологий политики США, когда Европейский союз становится и используется Вашингтоном в качестве геополитического плацдарма для экспансии в Евразии? В этом контексте днепропетровский  исследователь М. Шепелев более десяти лет назад подчеркивал, что современная поддержка экспансии ЕС на Восток, а не на Юг, преследует те же цели, что и были сформулированы в начале ХХ века, реализуемыми модернизированными методами. Поэтому возникает опасность того, что формат Европейского союза в эпоху «столкновения цивилизаций» ожидает приблизительно такая же судьба, что и государств «санитарного пояса» в 30-е гг. ХХ века. В любом случае, Украина в такой игре становится «прифронтовым» государством.

В ходе визита в Китай президента России В. Путина в конце мая 2014 года произошли события, которые будут иметь фундаментальные  последствия для дальнейших процессов формирования современного мирового порядка. Речь идет о подписании газового контракта с Поднебесной, по которому Пекин становится крупнейшим покупателем российского газа по объему сопоставимым с Берлином (38 млрд. кубометров).

Хотя цена остается нераскрытой (вследствие ее заниженности), данный контракт является примером стратегической победы России в дипломатической и геополитической плоскости, даже, если идет проигрыш в ценовом образовании на данный углеводород.  

Китай становится крупнейшим потребителем российской нефти (за несколько лет до газового контракта был заключен подобный контракт по поставке нефти) и газа и Запад теряет роль главного партнера России по потреблению ее природных ресурсов.

Классическая схема английского мэтра геополитики Хэлфорда Маккиндера в начале ХХ века заключалась в предупреждении для сохранения англосаксонского доминирования – не допускать соединение ресурсов евразийской сердцевины и восточных окраин. Если это случится, то данное пространство получает ресурсы для мощной экспансии, что повлечет за собой перераспределение ресурсов в глобальном масштабе. Данный эффект будет проходить не в пользу доминирующей западной цивилизации.  

На практическом уровне Россия одним ходом получила долгоиграющие выигрышные позиции для диалога и конкуренции с Западом, однако не решила для себя основой проблемы – создание производств с высокой добавленной стоимостью.